ВСПОМИНАЯ ВОЙНУ

НА СНИМКЕ: Легендарная участница Великой Отечественной войны Мария Михайловна Рохлина и Президент Ассоциации Землячеств, Префект ЮВАО г. Москвы Владимир Борисович Зотов на выставке произведений художников землячеств.

В 1941 ГОДУ я окончила 10 классов. Еще во время учебы подала документы в Харьковский авиаинститут, но на лётный факультет не была принята, мал рост, вес, да и здоровье слабовато, была зачислена на инженерный факультет. С ним и попала на фронт. Мы ехали на оборонные работы под Киевом, но на станции Софиевка попали под бомбежку и высадку немецкого десанта. Присоединились к танкистам, которые выгружались на станции, и с ними с боями отступали до Сталинграда.

В конце июля я получила легкое ранение в ногу, сама вытащила осколок и перевязала рану. Нога долго болела, делали перевязку в санроте полка, куда меня зачислили санинструктором. При переправе через реку Дон в паром, на котором был танк, облепленный пехотой, попала немецкая бомба. Я стояла с краю, прижатая к бревну, оно меня и спасло, хотя домой послали извещение, что я пропала без вести трупа же не было. Выловили меня из реки уже другие части и отправили в госпиталь в город Дубовка под Сталинградом.

23 августа аптекарь госпиталя пригласила меня в Сталинград. Рано утром приплыли в Сталинград на речном трамвайчике. Получили в аптекоуправлении лекарства и пошли по городу. Отплыть из города хотели в 16.00. Видела целым знаменитый фонтан с пионерами, его последние часы, минуты. Где-то в полдень начал дрожать, вибрировать воздух, затем задрожала и земля и после этого раздался гул, рев. Радио взывало: «Воздушная тревога!». Люди метались в разные стороны. Мы заскочили в какой-то двор, где был указатель «бомбоубежище», но добежать до него не успели, услышали свист бомб, увидели щель и бросились в нее. Передать словами весь этот ужас, ад, страх

– невозможно, но постепенно поняли, что бомбежка переместилась южнее. Начали выбираться из щели, а вокруг все горит, дымит, рушится. Бомбоубежище, к которому мы так и не добежали, завалено рухнувшим домом, в который попало 3-4 бомбы.

Вначале берегом Волги, а затем степью выбирались из города пешком в Дубовку. Шли три дня.

ДОРОГА ЧЕРЕЗ ВОЛГУ

В конце октября 1942 года был тяжело ранен замкомандира батальона, капитан, фамилию не помню. Его срочно нужно было переправить через Волгу в районе Ерзовки. Катера уже не ходили, по Волге шло сплошное «сало». Ждали сутки, а потом командир полка вызвал добровольцев-санинструкторов переправить капитана на другой берег Волги. Мужчины молчали, а я была комсомолкой, вызвалась. Ко мне присоединилась еще одна девушка, ее звали Марусей. Так жалею, что не знаю ее фамилии, больше мы никогда с ней не встречались.

Волга вроде остановилась, мороз был приличный, положили капитана на связанные лыжи и пошли. Совсем не было мысли о том, как это опасно. Когда смотришь на Волгу с высокого берега, кажется, что это не так далеко, широко. А когда начинаешь переходить реку, кажется, что это не река, а море.

Кроме того, мы петляли, нужно было перебираться с льдины на льдину и тащить раненого. Какой же он тяжелый оказался! Нет, даже представить невозможно всю тяжесть, да он еще укутан был. Мы шли весь день, казалось крутимся на одном месте, берег мы не видим – ни тот, ни другой. Небо было хмурое и вообще казалось, что небо слилось с Волгой. Вначале храбрились, а потом плакали и себя проклинали, что вызвались, мужиков трусами обзывали. И уже когда начало темнеть, услышали крики – к нам подбежали мальчишки с берега, а на берегу люди толпились, ведь еще никто через Волгу не переходил, мы были первыми.

Когда сдали капитана в госпиталь, сил совсем уже не осталось. Мы повалились у печки в какой-то избе и заснули как убитые.

Утром нужно было возвращаться снова в Сталинград в свою бригаду, а Волга снова «двинулась», да еще местные жители на нас страху нагнали. Три дня сидели ждали, немного помогали в госпитале, нам предлагали у них остаться, но как можно? Нас ведь ждали обратно, нужно было доложить выполнение задания. Потом Волга снова встала. Деревенские дали нам длинные палки-слеги, показали, как ими пользоваться и мы с Марусей двинулись в обратный путь через Волгу. До сих пор не могут понять, как же мы тогда шли и тянули раненого, ибо обратный путь был намного тяжелее, несколько раз срывались с льдины на льдину, и вот тут мы были безмерно благодарны деревенским жителям за слеги, они нас выручали, хотя идти с ними было непросто. В части нас уже не ждали, а мы были рады, вернулись к своим. Нас обеих тогда наградили медалью «За боевые заслуги». И когда меня спрашивают, какая награда самая дорогая, я всегда указываю на эту медаль. И мне страшно сейчас и временами непонятно, как же мы, две девчушки, решились тогда на это! Я была маленькая и худенькая, Маруся чуть постарше и поплотнее. И я ведь знаю, что наши мужчины не были трусами, но как они позволили нам пойти тогда через Волгу! А может они думали, что уход наш через Волгу спасет нас, мы не вернемся в Сталинград, предвидели, что бои предстоят не на жизнь, а насмерть. Я так никогда и не узнала - спасли мы тогда капитана или нет, как его фамилия. Ведь и он нас не знал, а мы… Мы просто выполняли свою работу, свой долг медика. Нет, мы не давали клятву Гиппократа, но мы принимали присягу и знали, что это наша боевая задача и ее нужно выполнить.

В декабре в Тракторозаводском районе на стадионе завода я замерзла во сне. Начали забирать теплые вещи и обнаружили, что я жива. Только через 30 лет после войны на встрече в Сталинграде узнала, кто же спас меня. А тогда меня комиссовали на инвалидность второй группы и отправили восвояси. Куда? Мать в эвакуации не знаю где, отец на фронте. И пошли мы в сторо- ну Курска (со мной была Шура Петрова, которую выписали из этого же госпиталя). Так вдвоем мы и пошли за войсками. По пути я встретила лейтенанта Галяутдино ва, с которым мы вместе служили в танковой бригаде. Теперь он был курьеро стрелковой роты 95-й гвардейской стрелковой дивизии 290-го гвардейского стрелкового полка 2-го стрелкового батальона. Вот с ним мы и пошли. Уже началась знаменитая Курская битва. Впереди шел бой, дым, гарь и неизвестность.

10 июля мы были недалеко от Прохоровки. Заняли кем-то брошенные окопы на высоте 226,6. Санвзводы находились в хуторах Веселый, Сторожевая и по балкам, посадкам. Вид после госпиталя у меня был нездоровый и мне дали повозку с лошадью вывозить раненых из укрытий в санроты и медсанбат. А утром следующего дня начался ад, высота 226,6 ежечасно переходила из рук в руки. Освобождали южную часть, немцы занимали северную, потом наоборот, раненых, убитых было очень много. Мне помогала Дуся Мешкова, санинструктор 2-го батальона. Девушка мужественная, бывалая. Когда в Сталинграде погиб командир роты, она подняла роту в атаку и отбивала все попытки врага захватить занимаемый рубеж. В дивизии она первой получила орден Отечественной войны 1-й степени.

Оглушенная всем происходящим я сдала в медсанбат раненых. Ко мне подошла медсестра Нина Давыдова и что-то говорит, а я не слышу ее и не понимаю, чего же она от меня хочет. Тогда она подвела меня к бочке с водой и окунула несколько раз с головой, вытерла своей косынкой и только тогда я немного пришла в себя. Дружили мы с ней всю жизнь до самой ее смерти. Всю Прохоровскую битву я возила раненых на повозке и свалилась сама.

В полк вернулась я только под Полтавой, где отметила свое 18-летие и мне разведчики подарили лошадь с красивым немецким седлом. Лошадь звали Змейкой и она не раз спасала меня и даже своей гибелью уже под Кировоградом, она спасла мне жизнь, я была жестко контужена – отбиты почки, потеряла зрение, слух, вкус.

Но до этого была Полтавская битва и дивизия стала называться Полтавской, там меня приняли кандидатом в члены Коммунистической партии. Мы переправились через Днепр уже на занятый плацдарм и я снова вызвалась переправить в медсанбат через Днепр тяжело раненого старшину. Уложили его на плот (связанные бревна), мне дали доску вместо весла, оттолкнули от берега и мы поплыли. Днепр – река бурная. Нас понесло течением, я гребла доской, недалеко от берега «весло» сломалось, нас закрутило и стало относить от берега. Стала грести руками, вода холодная, руки быстро онемели, в полуобморочном состоянии добралась до берега, где нас подхватили наши солдаты. Раненого отправили в госпиталь, а меня напоили спиртом, растерли, укутали и я проспала, не помню сколько. Когда вернулась в полк, не смогла доложить куда же я сдала раненого и где я была, за что получила выговор и только Змейка встретила меня радостно, да ездовой наш, цыган Миша.

После Кировограда снова долго лежала в медсанбате.

Прошло 40 лет и накануне Дня Победы моя дочь получает для меня письмо из Новосибирска. Разыскивает меня тот старшина Шептун, которого я переправляла через Днепр. Он жив, здоров и всю послевоенную жизнь разыскивал меня, чтобы поблагодарить. Запомнил он мои слова, которые я говорила всем раненым, чтобы они немного успокоились, «достать жареную луну с неба». И вот такая бессмыслица многим раненым помогала, отвлекала их.

Получив это письмо, я сначала его не вспомнила, а вспомнив, проплакала всю ночь, вместе со мной не спал и мой муж, полковой командир, все вспоминали. С Шептуном мы так и не встретились после войны, он тяжело болел, но до самой его смерти переписывались, обменивались фотографиями. Писал он обо мне в новосибирской газете. Награду за ту переправу я получила – жизнь старшины Николая Шептуна.

После Кировограда я снова лежала в медсанбате и догнала свой полк только у Днестра, где он занимал позиции в противотанковом рву. Здесь в одной из контратак я увидела рукопашный бой, где был убит наш командир батальона капитан Целых, похоронили его в поселке Тираспольского района в канун 1 Мая, ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Здесь же лежат еще два наших Героя – Коробкин и Антонов. После похорон мы отправились на передовую, а навстречу вели колонну человек из двадцати пленных немцев, один из них позволил непристойность в мой адрес и все немцы засмеялись. После Змейки осталась плетка, с которой я не расставалась, так вот этой плеткой, придя в ярость, я начала хлестать пленных. От них меня оттащили наши ребята, но я никогда не забуду то ощущение ненависти к фашистам.

В одном из боев в обе ноги был ранен замкомбата по строевой, кажется Нафиков, его нужно было переправить через Днестр в медсанбат, расположенном в Ташлыке. А немецкая передовая размещалась на самой вершине и все наши передвижения были как на ладони. Передвигались мы только оврагами. Посадили Нафикова на лошадь без седла и я повела лошадь в поводу. В одном месте надо было идти по открытой местности через небольшой бугорок. И только мы взошли, на нас посыпались мины. Лошадь вырвалась и помчалась в сторону немцев. Я бежала за ней, кричала, но лошадь неслась, немцы стреляли. Лошадь добежала до боевого охранения, там ее остановили наши разведчики. Забрала я лошадь с раненым и снова повела ее, намотав повод на руку, и вновь она вырвалась, но помчалась уже в сторону переправы, где я и сдала раненого в медсанбат. Сердце было готово вырваться из груди. Полы моей шинели были как решето, а меня даже не царапнуло. Прошло 30 лет, собрались мы в Полтаве в Доме культуры алмазообрабатывающего завода. Поднимается один из ветеранов, разведчик Федор Ефимович Тищенко и говорит: «Вот здесь много девчат, а у кого из вас вырвалась лошадь на Днестровском плацдарме и побежала к немцам, а мы ее поймали?». И вот тут я заревела в голос. С тех пор мы с Федей дружим всю нашу жизнь.

На Днестровском плацдарме впервые появилась самодеятельность. Капитан Митрофанов читал стихи, я пела, а солдат, не помню его фамилии, показывал фокусы. Мы ходили по траншеям и выступали перед солдатами.

Питание было скудное и вот однажды комбат наш меня и Машу Одинец отправил собирать крапиву, щавель и что попадет витаминное, съестное. Мы набрали в вещмешок крапиву, щавель, а потом забрались в брошенный огород, там рос зеленый лук, мы его весь до листика вырвали, а потом вместе с молдавской женщиной делали пирожки с фасолью и этой витаминной зеленью. Весь батальон накормили. Это была моя первая кулинария!

Когда вышли во второй эшелон, давали концерты по полкам, появился и свой баянист. Песни «Темная ночь», «Огонек», «Катюша», «Челита» и другие. Меня так и прозвали «Челита», а еще называли «Красной шапочкой» - любила красное. Связала из трофейных ниток красный берет и когда не было поблизости начальства, надевала его. Однажды в окопе застал меня командир дивизии генерал Олейников в этом берете: «Это что еще за Красная шапочка?!». Так всю жизнь мои однополчане и знают меня как «Красную шапочку» и «Челиту».

Во время большого марша из Молдавии на Висленский плацдарм познакомилась со старшим лейтенантом Рохлиным, он стал оказывать мне знаки внимания. Но службу мы проходили в разных подразделениях.

12 января 1945 года началось наше последнее наступление, но мне пришлось с 18 тяжелоранеными остаться в немецком блиндаже на нейтральной полосе. К нам старались подползти и наши, и немцы. Это продолжалось три дня. Когда наши снова пошли в наступление, то первым вошел в блиндаж старший лейтенант Рохлин. Я по локти в крови, грязная, прокопченная, потому что в блиндаже были только сигареты, я прикуривала их и давала раненым вместо лекарства. Еще сгребала лыжной палкой снег, сжимала его в кулаке, выжимала капли на губы раненым вместо воды.

Вот там, в блиндаже, мой муж будущий начал целовать мне руки, признался в любви и предложил выйти за него замуж, написал рапорт на имя командира полка и 5 февраля 1945 года по полку был приказ считать нас мужем и женой. Я была переведена санинструктором в полковую артиллерию. При форсировании реки Нида мне пришлось вытаскивать из горящего танка тяжело раненого танкиста. Он страшно кричал и никто не решался лезть за ним в танк. Я вытащила его, он был обгоревшим. Укутав его в свою шинель, отправила в медсанбат. Наш старшина впоследствии никак не хотел списывать шинель и требовал ее сдать.

Шли мы на Берлин, но повернули на Прагу. 9 мая мы встретили на пути к Праге и еще 10 дней мы воевали с власовцами.

Мой муж Иван Васильевич Рохлин дважды представлялся к званию Героя Советского Союза, и не только он один, а еще командир батареи Николай Григорьевич Ходак. Но за один бой муж получил орден Красного Знамени, а за другой – ничего. Командир дивизии Олейников сказал: «Пока я не получу Героя, никто не получит». И никто не получил.

Официально брак мы зарегистрировали 23 февраля 1946 года в советском консульстве в Вене, во дворце императора Франца Иосифа.

У нас две дочери, две внучки и один внук. Все имеют высшее образование. После войны долго жили в Австрии, потом кочевали по Дальнему Востоку. Я поступила во Владивостокский мединститут на вечернее отделение сангигиены.

С мужем счастливо прожили 50 лет. Кочевали по всему Союзу. Муж имел два тяжелых ранения, тяжело болел, в 1976 году ушел в отставку в звании полковника. В армию ушел из Подольска, сюда и приехали, получили квартиру. В 1991 году мой муж скончался в госпитале. До последнего дня жизни объяснялся мне в любви и целовал руки.

Многие годы, с 1983, работаю в Московском Комитете ветеранов войны. Курирую музеи боевого пути дивизии. Особенное внимание уделяю музею в Сталинградском мужском лицее, музеям в Прохоровке и селе Прелестное, а также в Орехове Запорожской области, где наша дивизия формировалась 12 июля 1941 года.

Я являюсь почетным лицеистом и лауреатом премии Сталинградского мужского лицея, Почетным гражданином Орехова и села Новоданиловка, Праги (Чехия), городов Рокицаны, Добрув и Западная Чехия. Трижды ранена, дважды тяжело контужена с потерей зрения и слуха, замерзала в Сталинграде, полгода лежала в госпитале, комиссовали, но пошла искать свою дивизию,воевала в ее составе до последнего дня.

Имею медали «За боевые заслуги»,  «За Отвагу», орден «Отечественной войны I степени», медали за Сталинград, за Прагу, польскую медаль «Одер-Нейсе», орден Богдана Хмельницкого (Украина), медаль Чехии «60 лет Победы», все юбилейные медали и знаки, участник Парада Победы 2000 года.

Однажды у меня спросили: «А не могла я бросить все: раненого на реке, войну, и вообще все, уйти подальше от фронта и жить в тепле и спокойствии». Нет. Не могла! Я из того поколения, которое очень любило Родину, жизнь, но которое превыше всего ценило долг перед Родиной. Да, мы были все ей должны. Мы готовились к войне, мы знали, что фашисты ненавидят нас, нашу Советскую власть и постараются нас уничтожить. Мое поколение комсомольцев и коммунистов выстояло и победило! Мы очень любили свою советскую власть и как бы сейчас не глумились всякие фальсификаторы над нашим детством и нашей юностью, им никогда не понять нашей гордости за Родину, ибо у них нет Родины, а есть власть денег и тщеславия. Я горжусь тем, что я внесла частичку своей крови, жизни в победу в Сталинграде. Да, именно в Сталинграде, городе-Герое!!! Я горжусь тем, что звание города-Героя относится и ко мне, маленькому солдату Великой Отечественной войны.

Мария РОХЛИНА,

родилась 28 сентября 1924 года.

санинструктор санитарного взвода 290 гвардейского Висленского стрелкового

полка, 95 гвардейской Полтавской стрелковой дивизии, 5 гвардейской общевойсковой армии.